Дискурсы и практики квиринга в современных медиа
В моменты социальных кризисов и коллапсов больших и малых социальных систем происходит активный рост оппозиционности: оппозиционность становится настолько повседневной, что «оппозицией» выступает уже согласие, смирение и принятие мира. Оппозиция в государстве и в гражданском может осуществляться в четырёх основных формах: противостояние как открытый протест; квирнис как альтернативное имеющемуся осмысление реальности; пассивное противостояние как состояние отчуждения и усталости, готовой в любой момент превратиться в открытое восстание; «практика ненасилия» как развития обществом ненасильственных форм противостояния государству, нацеленная на постепенное и ненасильственное преобразование общества и государства вплоть до полной отмены последнего и формирование интерактивных, партисипативных, партнерских форм управления
Ключевые слова: партисипация, ненасилие, квирнис, интерсубъективное управление.
Современность Западной цивилизации как современность постмодерна атрадиционна: традицией стало разрушение традиций. Переживание угрозы традиции и стремление разрушения традиции отражается в утопиях и антиутопиях. В магическую эпоху повсеместного варварства, эпоху цивилизационных разломов, «оттолкнувшись» от идей социального равенства, человечности, совершенства, гуманности западное общество, с их традиционной склонностью к построению психологически, социально, экономически и т.д. неравновесных, непаритетных отношений между людьми и группами, с их идеализацией идей традиционной демократии как власти большинства, а также власти денег и социального статуса, этим большинством манипулирующих, большая часть населения стран Запада пришла к нормализации идей социального использования, потребления, неразрывно связанных с состояниями аномии и социальной деструкции, экзистенциальной опустошенностью и нереализованностью, тревогой разрушения /смерти и потери/лишения, которую люди пытаются осмыслить и/или преодолеть, создавая все новые утопии и антиутопии. Все эти дискурсы и их фрагменты активно функционируют в официальных и, особенно, неофициальных медиа.
В развитии человечества на разных этапах его бытия по-разному выраженное, но всегда неизменно важное место занимает феномен «несогласности». Под несогласием понимается проявляющаяся в дискурсе или практике модель, предполагающая наличие иерархических отношений между субъектом несогласия (вольнодумец и оппозиционер или бунтовщик-революционер) и находящимся над ним или напротив него объектом (светский или церковный властитель, аппарат власти, общество и семья, пр.), и несовпадение их (зачастую конструируемых или «инспирируемых» – в псевдо-оппозиции) представлений о должном устройстве действительности. В моменты социальных кризисов и коллапсов больших и малых социальных систем происходит, как правило, активный рост оппозиционности: оппозиционность становится настолько повседневной, что «оппозицией» выступает уже согласие, смирение и принятие мира [Желтикова, Гусев 2011; Никишин 2002; Schupbach 2007]. Оппозиция в государстве и в гражданском обществе реализуется через системы социального партнерства и социального противостояния. Оппозиция, как ее отражают современные СМИ, может осуществляться в четырёх основных формах: противостояние как открытый протест, в том числе протест революционный, процесс забастовок и стачек, гражданской войны и т.д.; квирнис как альтернативное имеющемуся осмысление реальности, трансформации распространенных социальных представлений и переживаний, ценностей и идеологем, моделей взаимодействия и отношений; пассивное противостояние как состояние отчуждения и усталости, кажущейся бесчувственности и пассивности, готовой в любой момент превратиться в открытое восстание; «практика ненасилия» как развития обществом ненасильственных форм противостояния государству и некоторым своим подгруппам или субгруппам, нацеленная на постепенное и ненасильственное преобразование общества и государства вплоть до полной отмены последнего, формирование и развитие интерактивных, партисипативных, партнерских форм управления. Последняя форма, как очевидно, выступает уже не столько как оппозиция сама по себе, однако, в государстве и его неизбежно репрессивно-насильственных формах отношений, является наиболее радикальным вариантом противостояния «без противостояния». Социальное партнерство, с его идеями демократии, сочувствия и ассимиляции, помогает перевести «оппозицию» в лояльность, создать иллюзию привлечения населения к решению проблем страны. Социальное противостояние – использует идеи и технологии дискредитации демократии и таких ее принципов как «толерантность», «власть большинства» и т.д. Государство и обслуживающие государство «официальные медиа» в отношениях с «оппозиционными» гражданами, сообществами и странами могут занимать самые разные позиции: от терпимости (толерантности) к открытому или скрытому преследованию «психически больных, преступников и инакомыслящих». Трансферы оппозиционности как стратегии и технологии проникновения идей оппозиции в общество и государство различны. Удачные опыты связаны с тем, насколько идеология общества, государства и конкретных граждан, к которым направлены «санкции» или «благодеяния» совпадают или могут быть сближены в процессе трансферов: совместной, диалогической деятельности [Де Токвиль 1992; Желтикова, Гусев 2011; Шестаков 1995; Шульц 2014]. На пути решения этих вопросов страны Запада, а также многие регионы и государства бывшего СССР и «социалистического лагеря» в целом столкнулись с противоречием тенденций мондиализации и сегментации государств и сообществ, этническим забвением и геноцидом и этническим возрождением. Этнокультурные вопросы при этом стали основными вопросами, определяющими суть происходящего, наряду с вопросами еще более «общего» характера: проблемами «сексуальных» или гендерных квиров (с андрогинной, интергендерной, бигендерной и иными вариантами нарушенной или несформированной идентичности) и других социальных аддикций. Национальное возрождение – процесс и результат восстановления национальных, политических и культурных прав (на внешнем уровне) и самосознания (на внутреннем уровне) этноса, народа, народности, которые находились в более или менее подавляющей их развитие и /или этноцидной зависимости от господствующей, «имперской» народности, чаще всего – меньшинства от большинства. Этот процесс сопровождается ростом научного и повседневного интереса к своему прошлому, программами и медиапроектами, посвящёнными этнографии и истории, филологии и фольклора. С ним связано развитие авторской и народной литературы и иных видом творчества на народном языке, с возникновением и развитием образовательных и культурных учреждений для воспроизводства и аккумуляции компонентов возрождающейся этнической и религиозной культуры. Происходит возникновение национальных политических партий, которые выступают нередко за достижение независимости от политических, экономически и иных структур государства, создают собственные СМИ и иные медиасистемы. Поэтому обычно имперские власти относятся к проявлениям национального возрождения с неприятием: угроза разделения страны и власти, угроза экономического и политического коллапса и т.д.. Часто приводит к идеализации национальной жизни и культуры. Возникает романтический национализм как тяга к идеализации национального прошлого и культуры. Подъём национальной идентичности оставляет обычно значительный, неизгладимый след в истории стран: в Европе он привёл к образованию национальных государств, в США возникают сильные центробежные силы не только между штатами, но и внутри них. Обычно этот период тесно связан с неудовлетворённостью «пошлой», тривиальной современностью и с увлечением прошлыми эпохами в жизни стран. Наибольший интерес привлекают те исторические периоды, когда та или иная страна находилась на пике могущества. В школах и университетах, в СМИ начинает насаждаться культ извлечённых из исторического континуума «великих событий» и «великих людей», производится сбор и изучение народных преданий, сказок, былин, поговорок и т.д., большой резонанс приобретают археологические и иные исторические данные в том числе фальсификаты. Националистические идеологии также часто чреваты перехлёстами: на правом конце политического спектра они зачастую перетекали в проповедь национального превосходства либо в имперский национализм. В результате местные диалекты зачастую рассматривались как угроза для национального единства и ущемлялись; дело доходило до запретов на печатание книг и общения на языках национальных меньшинств. Актуальность приобретают проекты расширения национальных границ (панамериканизм) и создания общего государства (мондиализм). В условиях войны эти явления дают начало и дорогу реваншистско-националистическим течениям в политической жизни (фашизм). В США фашизм, вместе с этническим / культурным геноцидом, является политически одобряемым и традиционным способом построения отношений, ничуть не отмененным «мультикультурными» инициативами в отношении некоторых групп. И мондиализм как «всеобщая демократия» и распространение культуры США на весь мир заявлено как цель развития США уж давно, а также активно поддерживается медиа, «не замечающими» разрушительного характера рекламируемых ими дискурс-систем.
Одно из средств продвижения этих целей выступает квирнис (queerness) – отличный от нормативного осмысления реальности и ее фрагментов дискурс «инаковости». Квиринг – деятельность по осуществлению квирниса (queering), исследованию и построению отношений с той или иной частью реальности с точки зрения, отличной от общепринятой. нормативной. Квирнис имеет несколько основных фокусов: национально-религиозный, этнокультурный квирнис (создание иллюзий равноправия наций и этносов в мультикультурном и «толерантном» сообществе), гендерно-сексуальный квирнис (разрушение традиционных отношений и создание незащищенности человека путем рекламы «толерантности» к аддикциям в половой и смежных сферах) и квирнис в отношении инвалидов , лиц с психическими и соматическими отклонениями и деформациями (использование императивов инклюзии и представлений о практически значимых «компетенциях» для формирования сообщества с низкими запросами в сфере личностного и социального развития). Паннационализм как группа движений, которые опираются на националистическо-религиозные идеологии, стремящиеся объединить представителей определенных этнических и языковых групп в одну страну, – одна из типичных для современности и прошлого ориентаций: американская нация с ее комплексом избранности и псевдоцелостности как и другие нации того типа опирается в своем движении на постулат особой, в т.ч. божественной миссии определенных этнических и т.д. групп.
С гендерно-сексуальным квирнисом (queerness, Q-life) и иными аддикциями, поддерживаемыми и ретранслируемыми современными медиа связано и возникновение ЛГБТКИА – сообществ лесбиянок, геев, бисексуалов (немоносексуалов, bisexuality) и трансгендеров (transgender), квиров (genderqueer/non-binary), интерсексуалов (pansexuality) и асексуалов (aromantic, asexuality), – а также и смежных с ними сообществ, обладающих отличным от традиционного понимания отношения полов, секса, родителей и детей, семьи в целом, объединяемых общими социальными и иными целями и проблемами. Квир-идентичность позволяет людям этих групп параллельно выдвинуть политическое заявление против гетеронормативности и отказаться от традиционной политики категоризации идентичностей. В узком смысле «квир» выступает как обобщающий «зонтичный» термин, применяемый для обозначения как ЛГБТ и людей вне традиционалистических рамок идентичностей, так и гендерно нормативных гетеросексуалов, чьё поведение в сфере половых /гендерных отношений ставит их вне гетеросексуально-определяемого мейнстрима. Это могут быть люди, имеющие садомазохистские девиации и практикующие «БДСМ» (fetish subculture) или половые отношения с несколькими партнерами – промискуитет, «полиаморность», полигамность (polyamory, polygamy). В то же время, термин «квир» в широком смысле имеет иные социальные коннотации и применяется в ситуации резкого отрицания традиционных гендерных идентичностей, в том числе традиционной стратификации сексуальных идентичностей: геи, лесби, би- и гетеросексуалы, а иные люди, полагающие себя подавляемыми «гетеронормативностью» традиционной культуры. В последнем смысле понятие квира сохраняет историческое значение – «за границами нормативного общества», оно интерпретируется в настоящее время как идентичность «вне стереотипов пола, секса и гендера», нарушение правил и традиций ("breaking the rules for sex and gender") пола и гендера. Квирнис становится политическим сопротивлением против гетеронормативности, а также гомонормативности, одновременно отказываясь участвовать в традиционной политике сущностной, «эссенциалистической идентичности», иной форме жизни в целом (Qlife). Другие социальные движения, в том числе связанные с решением этническим проблем, существуют как ответвления квир-культуры или «странной культуры» (queer culture), как комбинации «странной идентичности» (queer identity) с другими взглядами. Так, сторонники «странного национализма» поддерживают идею о том, что сообщество ЛГБТИКА формирует уникальных людей, с уникальной культурой и обычаями (queercore, изначально homocore), в результате с середины 1980-х годов возникают культурные и социальные движения людей, претендующих на создание особых контркультур (панки и т.д.). Некоторые представители ЛГБТТИКА, однако, не одобряют использование понятие квира как «странного» и «чудачествующего» как общего для разных аддикций, поскольку считают его оскорбительным, издевательским или самоуничижительным в связи с его негативными традиционными языковым коннотациями и с традицией политического радикализма. Публичный спор о данном понятии на площадках официальных и неофициальных медиа, и, т.о., о сущности квирниса как аддикции или контркультуры, также знаменует социальный и политический раскол в ЛГБТ-сообществе между теми (включая активистов гражданских прав), которые воспринимают себя как «нормальных» людей и которые хотят рассматриваться как обычные члены общества, и те, кто считает себя отдельными, частью конфронтационной культуры (separate, confrontational), а не частью обычного общественного порядка (ordinary social order) [Gamson 1995; Paternotte D., Ayoub 2014].
«Инвалидизация» сообщества как еще одна сфера квирниса которая регулярно и активно обсуждается на площадках официальных и неофициальных медиа, завершает цикл нарушений отношений людей, сводя на нет культурные достижения всех народов: в жертву «политической корректностью» и требованиями «толерантности» приносится само развитие сообщества, которое, спускаясь в состояние невежества и тотальной аддикции, становится легко управляемым посредством фиксации на проблемах сексуального/гендерного и этнорелигиозного. Суть заключается в ориентации всего общества на людей с ограниченными возможностями здоровья (ОВЗ) и разрушение достижений специального образования и воспитания: планка требований к гражданам задается по стандартам, доступным лицам с ОВЗ. Поскольку типов лиц с ОВЗ много, нарушения множественны, постольку ориентация общества на нормальность множественных нарушений – прямой путь к вырождению: возникает «тоталитарная толерантность», принудительное и деформирующее, инволюционное движение сообщества и страны ко все более низким стандартам человеческого и культурного развития для обеспечения иллюзорного экономического и социально-политического комфорта и «безопасности». Псевдолиберальный подход к «включению» лиц с ОВЗ в обычную жизнь, вместе с другими, вполне очевидными и понятными требованиями обеспечения условий развития детей и взрослых с ОВЗ, перекрывает пути развития людям и с ОВЗ и без ОВЗ: политически некорректным и социально неодобряемыми становятся способы отношений (воспитания, обучения, труда и семьи), побуждающие и поддерживающие развитие. Ориентация на «минимальные уровни» образования и воспитания, культуры в целом, закрывает вопрос о развитии как таковом, приводит к уничтожению иди игнорированию как американских, так и мировых «традиционных» методики, не создавая взамен ничего равнозначного. Тем самым разрушается способность людей и их групп сопротивляться разрушению ценностей и самого человека, иметь право на индивидуальность и свободу: толерантность, демократия и иные маркеры процесса мондиализации и централизации власти предполагает тотальное разрушение культуры человеческой жизни. Инклюзия рассматривается на площадках официальных и неофициальных медиа как форма совместного бытия обычных людей и людей с ограниченными возможностями жизнедеятельности, которое поддерживает и развивает общество и его подсистемы. Однако, благодаря «тоталитарной толерантности» инклюзия превращается в нечто иное: разрушающее общество и его подсистемы. Но не прямо, извне, а изнутри: незаметно и целенаправленно. Идеология инклюзии (включающего общества) сложилась в результате гипертрофии ценности (любого) человеческого многообразия и (любых) отличий между людьми и группами. Политика инклюзии декларирует необходимость изменения общества и его институтов таким образом, чтобы общество и его институты создавали благоприятные условия включению разных людей (человека другой расы, вероисповедания, культуры, человека с ограниченными возможностями здоровья /ОВЗ/) в единое, общее поле. Такое включение, по мнению официальных и ряда неофициальных медиа, должно содействовать интересам всех членов общества, росту их способности к самостоятельной жизни (включая лиц с ОВЗ), обеспечению равенства их прав и т.п. Однако, оно содействует лишь интересам власти: в мире всеобщего потребления и аномии, в мире где люди проживают в резервациях и где инвалидам становятся недоступны собственно профессиональная помощь, где требуемый уровень образования и воспитания снижается до общих компетенций и компетенций, позволяющих удовлетворять запросы финансовых и производственных корпораций, развитие человека как индивидуальности, труд развития, труд обучения и воспитания уходят в прошлое.
Неудивительно, что эти процессы вызывают сопротивление. Человечество разнообразно, разнообразие – источник его развития. Однако, современные медиа заняты преимущественно попытками утверждения единообразия: на площадках официальных и неофициальных медиа дискутируются разнообразные отклонения, которые, далее, с помощью техник, подобных окну Дж. Овертона, продвигаются в качестве нормативных. Нормативные, «здоровые» модели жизни и поведения отсекаются как реально, а не фиктивно угрожающие покою государственных монолитов, которые обслуживают медиа. Современный мир, мир капитализма, встал на путь выбора: возврата к рабовладельческо-феодальному миру мондиализации, уничтожающей не только «квиров», но и любую активность, потенциально опасную для государственного монолита в целом, или переход к миру интерсубъективного управления, в котором разнообразие – ценность, а не то, что требуется нивелировать ради ценностей «благополучия». Современные медиа играют значимую роль в процессе этого выбора: если «официальные» СМИ выступают на стороне дальнейшей мондиализации и глобализации, поддерживая интересы государства вне интересов народов, сообществ и человека, то медиаканалы и ресурсы Интернета и т.д. во многом направлены на децефализацию и интерсубъективное управдение.
Современный мир инволюционирует: он опирается преимущественно на дистопические сценарии развития сообществ, побуждающие их к революционным переворотам и иным пересмотрам сложившихся традиций и основанных на них отношений, в том числе, в сфере социального единения / партисипации и сепаратизма / отчуждения. Развитие сообществ связано с гармонизацией утопических и дистопических сценариев развития, сохранением традиций единения и партисипации, противостоящих бессмысленному сепаратизму и революционным переворотам. Оно связано с углублением децефализации сообществ и их демондиализацией, наряду с форсированием перемен и реформ, ослабляющими социальное расслоение, наряду с мерами и программами внедрения и развития технологий и идеологии последовательного и целенаправленного, совместного (интерсубъективного) управления.
__________________
Список литературы:
Де Токвиль А. Демократия в Америке. – М.: Прогресс, 1992. 554 с.
Желтикова И.В., Гусев Д.В. Ожидание будущего: утопия, эсхатология, танатология. – Орел: Издательство ОГУ, 2011. 172 с.
Никишин С. Отчуждение и революционность в современном мире // Э. Ильенков и социализм. Сб. научных ст. / Ред. С.Н. Мареев. М., Диалектика и культура, 2002. С.103-114.
Тойнби А. Цивилизация перед судом истории. – М.: Рольф, 2007. 592 с.
Шестаков В.П. Эсхатология и утопия. М.: Владос, 1995. 208с.
Шульц Э.Э. Технологии бунта. М.: Подольская ФОП, 2014. 512 с.
Gamson, J. Must Identity Movements Self-Destruct? A Queer Dilemma // Social Problems. – 1995. - № 42 (3). Р. 390–407.
Paternotte D., Ayoub Ph. LGBT Activism and the Making of Europe: A Rainbow Europe? New York: Palgrave Macmillan, 2014. Р. 137–138.
Schupbach, M. Worldwork: Ein Multidimensionales Change Management Modell // Organisations Entwicklung, 2007. №4 Р. 56-64.
__________________
DISCURSES AND PRACTICE OF QUEERING IN MODERN MEDIA
In moments of social crises and the collapse of large and small social systems, there is an active growth of opposition: opposition becomes so everyday that "opposition" is already consent, humility and acceptance of peace. Opposition in the state and in the civil can take place in four main forms: 1) confrontation as an open protest; 2) queerness as an alternative to the available comprehension of reality; 3) passive opposition as a state of alienation and fatigue, ready at any moment to turn into an open uprising; 4) "the practice of nonviolence" as the development by society of nonviolent forms of opposition to the state. This practice aimed at the gradual and non-violent transformation of society and the state up to the complete abolition of the latter and the formation of interactive, participatory, partnership forms of government
Key words: partisipation, nonviolence, queerness, intersubjective management.